 |
||
|
фестиваль «25 лет без Кара Караева»
к 90-летию со дня рождения кара караева март 2008, Баку, Азербайджан публикации о проекте: www.kultura.az (…) РФ. (...) вперёд, к музыке фестиваля, о которой постараюсь говорить не столь субъективно, горячо и категорично, но, по возможности, чуть отстранённо и дистанцированно; чтобы вышло объективнее и непредвзятее. (Скажи, ещё бы и получилось!) Вот первый фест-концерт, концерт симфонический, задавший, в целом, всему мероприятию хороший тон и приличный уровень. Удачным, мне кажется, был и выбор заглавного фестивального сочинения, Шестой симфонии Леонида Вайнштейна, в которой, как в капле воды, проявился «химический состав» азербайджанской композиторской школы: качественный «замес» из шостаковической драматургии, оркестровых влияний Стравинского, прокофьевской полиинтонационности и кара-караевского неоклассицизма. Фестивалю был задан верный вектор; импульс, от которого можно было прочерчивать всю дальнейшую линию. Продолжением этой линии следует считать, к сожаленью, не целиком исполненную, Вторую симфонию Эльнары Дадашевой: в чём-то непривычное, а в чём-то давно расхожее высвечивание и преломление различных ашугских элементов через разнохарактерные жанры и современные композиционные приёмы. «Семь минут для оркестра» Эльмира Мирзоева – занимательная игра фактур, тембров, ритмов и структур. И, вместе с тем, некий сквозной композиционный пласт, всегда более-менее существующий. "Where are you, Ulisses?" Джалала Аббасова – опус, как мне показалось, концептуально близкий «Вопросу без ответа» Айвса. Вопрос, в конце которого нет ни ответа, ни обретения. Правда, в отличие от американской пьесы, в финале аббасовского сочинения остаётся хотя бы иллюзия. В композиционном же плане удивила не столько даже органичность коллажных включений, сколько то, как структурировались и соотносились друг с другом разные музыкальные аспекты. "Serenata Dolore" Али Ализаде – единственное в первый день адресное лирическое произведение (хотя и не без вторжений национальной патетики и героики), порадовавшее открытием того, что лирика может быть не только интонационной и сольной, но и безынтонационной, например, как плывущий сонор в "Serenata". Впечатление от первого, вечера: как-то само собой отпал вопрос школы – композиторы разных поколений и разных дарований, но, безо всякого, высокой профессиональной выучки: это было, это есть и это осталось. А каждое взятое отдельно сочинение содержит в себе всё, необходимое для полноценного композиторского творчества. Вот второй фест-концерт, концерт музыки камерно-ансамблевой, представивший иной срез отечественной традиции. "Wizened Iandscape" Фарханга Гусейнова: сочинение не без концептуализма, где само название «Высохший пейзаж» обуславливает и его композиционное решение. Застывшая, фоновая фактура, поглощающая и растворяющая в своей неподвижности любую попытку интонации, движения, вскрика или тембрового прорыва. Не спасает даже прорезавшаяся сирена. Всё стагнирует и иссыхает. Никакой экологии. Струнный квартет Алии Мамедовой: вроде как давно заезженная пластинка – сплав серийности и мугамности. Однако ж, что-то свежее и неожиданное. Может оттого, что ничего не конкретизируетcя и не определяется, лишь нащупывается и обозначается: фактура, ритм, сонорность, пуантилизм; намёк на танец, лад, гармонию, национальный колорит. Ощущение брожения и неопределённого поиска. Даже, при наличии формальных признаков сонатности и рондальности – отсутствие завершённости. Потому и интересно! "Gözləmə" Руфата Халилова – попытка доминирующей статики, попытка решения сложнейшей композиционной задачи: тихой и медленной музыки. За счёт медитативности, мугамности, четвертьтоновых сползаний, дления отдельных звуков и партий, неспешного развёртывания фактурных линий и созвучий, временами мягкого, неторопливого импрессионистического окраса. По образному выражению Джахангира, что-то вроде «своеобразного «светящегося шара», странного звукового НЛО, который никак не вписывается в дневной пейзаж». И всё-таки, и, думаю, в этом Джахангир со мной согласится, в произведение ощущается некая бесформенность и несоразмерность. «Забул-Симфония» Олега Фельзера – в соответствие с канонами избранного жанра, важная, порой нарочито артикулируемая функция ритмизованных унисонов, цементирующих и скрепляющих разнообразие композиционных и драматургических перипетий и коллизий. Впрочем, порой роль ритмизованных унисонов сводится к простому педалированию партитуры (следовательно, и общей аранжировки) и отдельных её голосов, что, в определённой мере, свидетельствует о чисто механическом перенесение в симфонический жанр национальной специфики. «Музыка для 12 исполнителей» Фирудина Аллахверди. Вот уж давно не встречался с таким педантичным подчинением композиционной мысли «магическому» для сериальной музыки числу 12! В этом случае, за многопараметровостью технологического явления должна быть и множественность образно-эмоциональных начал. Иначе, если нет различных эмоциональных и контрастных перепадов, любая сериальность легко исчисляется и предсказывается. Одного фрагмента инструментального театра недостаточно. Хотя, в принципе, музыкальные звучности красивы и даже изысканны. Впечатление от второго вечера: оказывается, об одном и том же – о национальном то есть – «можно сказать на тысячу разных ладов». И сказать, не повторяя сказанного, сказать интригующе и привлекательно. И к первому «это было, это есть и это осталось», добавилось – это будет. Потому что во втором концерте звучала и музыка нашего будущего: нового композиторского поколения. Вот третий фест-концерт, концерт камерно-симфонический, где было исполнено сразу 4 симфонии и один Концертштюк! А как исполнено, так тотчас спросилось: какая ещё школа может похвастать таким количеством (а это ещё без учёта первого и финального фест-концерта) симфонистов?! Симфонистов разных и непохожих. Даже там, где преобладала концепция сонатно-симфонического цикла, как например, во Второй Дадаша Дадашева или Третьей Азера Дадашева, воплощения её разнились. Если опус Д.Дадашева в чём-то развитие линии Третьей симфонии Кара Караева, только с более контрастными драматургическими и оркестровыми перепадами, полиритмическими эффектами, неброской сонорикой и мугамно-окрашенной лирикой, то сочинение А.Дадашева представляется, скорее, монтажным, «покадровым», реализованным как постоянные стыки фактур, тембров, темпов, ритмов, движений и длений. «Дастан» (Четвёртая симфония) Джаваншира Кулиева: при всей своей драматургической неоднозначности, вызвал интерес, уже хотя бы тем, что здесь, кажется, впервые в нашей симфонической музыке столь тщательно, кропотливо и развёрнуто соединяются структурные принципы и закономерности мугамной и ашугской традиции. Особняком – Третья симфония Рахили Гасановой: ощущение, что автор твёрдо верит в то, что сложность явления предполагает и множественность музыкальных функций, и что всякое многозначное произведение может быть экспериментальным шагом в поэтическом процессе. Действительно, получилось здорово! Флейтовый Концертштюк Исмаила Гаджибекова: тут сложно сохранить беспристрастный тон, уж слишком велика горечь недавней потери. Потому ограничусь одним: в музыке то самое выражение боли, когда чувствуешь, что иначе сказать невозможно. Впечатление от третьего фест-концерта: как ни странно, как ни загадочно, как ни удивительно, но жанр симфонии всё ещё жив. Вот четвёртый фест-концерт, концерт хоровой музыки, за исключением одного опуса наиболее, пожалуй, традиционный из всех. И в том, по-видимому, не столько консервативность авторов, сколько консервативные возможности самого хорового жанра. Здесь, действительно, крайне сложно создать что-то новое, нестандартное, преодолевающее пороги жанровой обусловленности и специфичности. Хотя в сочинениях Сардара Фараджева, Мамеда Джафарова, Рафика Алиева, Фаика Нагиева чувствуется стремление расширить амплитуду вокальных и фонетических возможностей хора. Что же до «Постороннего» Фараджа Караева, то это, скорее, более театральное, нежели хоровое действо. Действо, в котором хору, как впрочем, и инструментальной группе, в определённой мере, отводится функция древнегреческого комментатора или рассказчика, а основной акцент переносится на главный сценический персонаж, который в своём эпатажном наряде, шляпе, красным носом и колокольчиком в руках всегда будет для нас посторонним и чужим. Впечатление от хорового вечера: собственно, оно было высказано чуть выше. Вот пятый фест-концерт, ожидаемый мною как апофеоз и фестивальная кульминация. Целый ворох живых национальных классиков и мэтров! «Ithaf» Франгиз Ализаде: даже при неполноте оркестровых партий, не может не впечатлить то, как мастерски использован туттийный ресурс – ведь, практически, на протяжении всего опуса задействован весь оркестр! – как насыщается и разряжается фактура, как спадает и возникает напряжение, как сплошной сонор сменяется «сплошной» прозрачностью. И это, ещё раз подчеркну, при интенсивной плотности всего оркестра. Концертштюк Хайяма Мирзазаде: разные типы сонорики – общеоркестровые, групповые, сольно-тембровые, кластерные, тихие, громкие, мягкие, агрессивные. И при этом, ощущение интонационности, ощущение неназойливой мугамности. Скрипичный концерт Акшина Ализаде: тот самый случай, когда я хотел бы вновь воспользоваться образным сравнением Джахангира, относящимся, правда, не совсем к Концерту, но как нельзя лучше к нему подходящем: из тех сочинений, которые «вели за собой и убеждали в том, что то, что поначалу кажется алогичным или непонятным, может таить в себе, другой, доселе нехоженый путь к Красоте-Истине». Добавив от себя, что Скрипичный концерт Акшина Ализаде ещё и путь к чему-то Духовному, Высшему. Седьмая симфония Мамеда Кулиева: навеянная поэзией Низами, она и по строю философична и поэтична одновременно. Драматургическое развитие также идёт по литературно-театральному сценарию, когда всё опирается на заключительную развязку, которая, в основном, и преобладает над всем другим содержанием. Такое у нас фестивальное завершение. В чём-то символическое: первое и последнее фестивальные сочинения принадлежат перу талантливых и несравненно рано ушедших от нас авторов – Леонида Вайнштейна (1945-1994) и Мамеда Кулиева (1936-2001). В чём-то философское и бытийное: люди приходят и уходят, Традиция остаётся. Впечатление от пятого фест-концерта… Нет, пожалуй, теперь уже общее впечатление от всего фестиваля «25 лет без Караева». Как неангажированному слушателю, мне фестиваль понравился и запомнился: было всё, что и должно быть на приличных фестивалях – разнообразие художественных эмоций, чувств, содержаний, смыслов, образов, представлений и событий. Как слушателю было, действительно, интересно. Но как музыковеду не доставало каких-то открытий и прорывов в сфере музыкального языка, текста, технологий, структуры и тембра. Как рядовой зритель я унёс с фестиваля впечатления насыщенные и разнообразные. Как музыковед – некое разочарование оттого, что многое показалось давным-давно знакомым и даже вторичным. Как простой слушатель услышал что-то новое и нехарактерное. Как музыковед так и не проникся духом фестивального новаторства и нового композиционного мышления. Что-то произошло с нашими новаторскими устремлениями и тенденциями, что-то случилось с нашими радикальными осознаниями собственной традиции? Теми самыми осознаниями, которые столь явно проявились в Третьей симфонии и Скрипичном концерте Кара Караева. Школа есть, и надо сказать, всё ещё замечательная школа! Но вот что-то этакое в ней, что-то в ней всё переворачивающее и всё преодолевающее то ли утеряно, то ли я как-то не разглядел (не расслышал)… Или же весь вопрос в том, что для музыковеда музыки не существует. Там, где начинается музыкознание, там кончается музыка??? Р.S. Пусть только исполнители не обижаются. Постскриптум во всяком тексте – самое-самое! Вот первый фест-концерт: и здесь, как и с первым фестивальным сочинением, выбор дирижёра был весьма удачен. Фахраддин Керимов – тот, кому вполне дозволено и по плечу открывать фестивали не только республиканского масштаба. Впечатление более чем. Повис, правда, вопрос: как в стране, где хороших дирижёров раз-два и обчёлся, Ф.Керимов так и не получил соответствующую оперно-симфоническую практику? А вот сразу два – второй и третий – фест-концерта, оба под управлением нашего украинского коллеги Владимира Рунчака. Не только крепкий дирижёр, но и классный композитор, он и исполняемые опусы трактовал, скорее, по-композиторски: чётко структурируя и концептуализируя авторскую мысль. Вот четвёртый из фест-концертов: весь под управлением Гюльбаджи Имановой. Увы, к своему стыду, имя для меня новое. Теперь запомню, теперь зафиксирую. В течение одного вечера одинаково успешно исполнить вместе со своим хором и музыку традиционную, и музыку поставангардную… Честно признаюсь, именно этот концерт более всего вызывал опасение, особенно по части поставангардной. Потому, наверное, в исполнительском отношении это стало для меня самым радостным фестивальным событием. Вот пятый, заключительный фест-аккорд, проведённый на своём привычном уровне маэстро Рауфом Абдуллаевым. Плюс новое имя – Ровшан Амрахов, к которому, видимо, надо постепенно привыкать и прислушиваться. Напоследок, две настоящие фест-звезды: московская флейтистка Светлана Митряйкина, покорившая как техническим мастерством, так и проникновенной красотой флейтового звука (в Концертштюк И.Гаджибекова), и Фёдор Леднёв – блестящий петербургский дирижёр и музыкант, преподавший, на сей раз, не менее блистательный урок вокального и актёрского искусства (в «Постороннем» Ф.Караева). Ну, чем не открытие: редчайший для Баку факт, когда к исполнению, практически, нет претензий?! Рауф ФАРХАДОВ
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО КОЛЛЕГАМ-МУЗЫКОВЕДАМ Р.ФАРХАДОВУ И Д.СЕЛИМХАНОВУ Дорогие коллеги, с большим удовлетворением ознакомился с текстом вашего диалога, посвященного Фестивалю «25 лет без Кара Караева» и касающегося судеб азербайджанской композиторской школы. Материал, опубликованный на сайте 8 мая, поразил меня – не побоюсь этого слова! - своей глубиной, тонкостью анализа исторической ситуации и искренним сопереживанием к происходящему в азербайджанской музыке. Буквально как под микроскопом были рассмотрены проблемы, стоящие перед отечественными композиторами, много и небезынтересно говорилось о возможных путях их преодоления - картина развернутой ретроспективы давала прекрасный повод к размышлению о будущем. Настораживало лишь одно - «конкретика»! Порой слишком расплывчатой и нейтральной выглядела оценка каждого сочинения, данная «независимым экспертом», коим ты, Рауф являешься. Две основные части текста – наполненная глубинным смыслом блестящая беседа, где каждый постулат имел двойное дно, а вывод бывал неожиданным и парадоксальным, нередко вступали в явное противоречие c анализом каждого отдельного opus’а, ни коим образом не монтируясь друг с другом. Уже 12 мая я ознакомился с продолжением материала и... разочарование последовало еще более полное! Мне, как и многим читателям, хотелось бы увидеть беспристрастный и четкий, пусть и безжалостный (!) анализ услышанного. «Sən yanmasa, kim yanar»? Как тут не вспомнить объективные и зачастую жесткие оценки сочинениям, которые ты даешь на заседаниях московской Ассоциации Современной Музыки - каждый из авторов с замиранием сердца ждет твоего вердикта, ибо знает, оценка будет беспристрастной и четкой. Как тут не вспомнить железную логику в оценке сочинений, вне зависимости ни от масштаба таланта автора, ни от его возраста или положения - что сделано, то сделано! Несколько лет назад ты разгромил мои «Пять пьес с канонами А.Шенберга», быть может, самое неудачное из когда-либо написанных мной сочинений. Что, кстати, пошло на пользу общему делу, замечу тебе не без удовлетворения... - Москва – не Баку, - скажешь ты. Но даже и тогда, когда оценки давались тобой более чем обтекаемо-дипломатические, оценки, в которых без труда можно разглядеть твое искреннее нежелание обидеть своих коллег, даже и в этой ситуации большая часть из нас и сегодня - уверен! – смертельно обижена на тебя: мало, слишком мало написано тобой о... , и о... , и, конечно, о... ! Как и подозреваю, что ты имел уже с кем-либо нелицеприятную беседу, или получил разгневанное электронное письмо либо короткое возмущенное SMS. Так стоило ли быть столь осторожным в попытках раздать «каждой сестре по серьге»? «Мən yanmasam, kim yanar?» – вновь цитирую любимого мной Назима Хихмета: мне представляется необходимым завершить твою миссию, примерив московско-АСМ’овские одежды в попытке дать объективную оценку музыке, которая прозвучала в Баку через 25 лет после кончины нашего Учителя. Но! Я не буду касаться сочинений тех, кого с нами уже нет – de mortuis aut bene, aut nihil. Не имею права я давать и оценку и ВТОРОЙ СИМФОНИИ Эльнары Дадашевой, поскольку неэтично разбирать сочинение, исполненное лишь фрагментами. И, конечно, я не буду говорить о «Постороннем», с удовольствием предоставив эту возможность своим оппонентам. Имею ли я право публично высказаться? Итак, первый симфонический концерт. К твоим «органичность коллажных включений» в оценке WHERE ARE YOU, ULISSES? Джалала Аббасова добавлю лишь, что автор находится в постоянном поиске, палитра его музыкального языка полихромна, идеи – нестандартны, как и попытки адекватного их воплощения. Всегда ли убедителен результат - это уже вопрос другого рода. Но… «дорогу осилит идущий»! SERENATA DOLORE Али Ализаде: приятное открытие - действительно, «адресное лирическое» и, я сказал бы, беззащитное в своей искренности сочинение. Редкость – в наше время! После небольшой шлифовки вполне может – и должно! - стать репертуарным сочинением в программах наших дирижеров, как и два предыдущих сочинениям, о которых речь шла выше. Нужна лишь инициатива и искреннее желание исполнителей выйти за пределы давно очерченного круга национальных авторов, коих можно пересчитать по пальцам одной руки.
* * * Второй концерт: Ансамбль солистов и Струнный квартет. В GÖZLƏMƏ Руфата Халилова мне не увиделось отмеченной тобой, Рауф, особой «бесформенности и несоразмерности», хотя мое утверждение отнюдь не означают, что пропорции сочинения безупречны. Дело здесь, скорее всего, в достаточно непривычной манере высказывания, в «попытке доминирующей статики… решения сложнейшей композиционной задачи: тихой и медленной музыки». Отнюдь нелегкое для восприятия сочинение, бесспорные достоинства которого заставляют задуматься об известных проблемах в выстраивании общей архитектоники формы.
МУЗЫКА ДЛЯ 12-ТИ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ. Давай забудем о «подчинении композиционной мысли магическому числу 12» в opus’е самого молодого автора Фестиваля - Фирудина Аллахверди! Простим ему то, что « сериальность» в его сочинении «легко исчисляется и предсказывается» хотя бы за то, что в музыке не «произошел явный перекос в сторону усиления национальной зримости, когда первостепенным композиционным фактором становится декларирование собственной национальной принадлежности через ярко выраженную фольклорную интонационность, ладовость или ритм». Автор - думающий, размышляющий, развивающийся. Набирающийся опыта – жизненного и творческого. Все впереди!
* * * 15 марта 2008 г. Для тех, кто знает музыку Дадаша Дадашева, ВТОРАЯ СИМФОНИЯ с ее отказом от образной сферы, связанной с фольклором и этнографией, стала сюрпризом. Причем для ревнителей «старины», намертво присохших к ложно трактованному понятию «традиция», думаю, сюрпризом не из приятных. КК совершил переворот в музыкальном мышлении в возрасте 45-ти лет, экстраполируя достижения мировой культуры в национальное композиторское творчество согласно своему таланту, воле, интуиции. Дадаш Дадашев, имея перед собой четкие ориентиры, отважился совершить подобный переворот еще через 40 лет в возрасте 71-го года!
В этой связи несколько разочаровала партитура ТРЕТЬЕЙ СИМФОНИИ Азера Дадашева. Сочинение поражает своим безынициативным отношением к музыкальному материалу. «Покадрово реализованные стыки фактур, тембров, темпов, ритмов, движений и длений» не смогли помочь в реализации общей идеи сочинения – она так и осталась за кадром – и создать ту общность, которая является становым хребтом любого опуса. От 36-ти летнего композитора, а именно в этом возрасте было создано сочинение, казалось бы, вправе требовать большего. Но, может быть, это, всего лишь один из этапов в познании одаренным автором неизведанного, доселе ему незнакомого? Не самая удачная попытка, согласись... Но, помнится, у автора есть и гораздо более удачные сочинения.
Джаваншир Кулиев, ДАСТАН. Яркий opus с продуманной драматургией - пропорции соблюдены, намеки на инструментальный театр – уместны, оркестровая фактура живет, музыка «дышит». И хотя впечатление осталось вполне благоприятное, меня не покидает ощущение, что автор – увы! – испытывал дефицит времени в момент завершения сочинения: невооруженным взглядом можно различить те моменты, при окончательной «доводке» которых, сочинение из разряда «интересных» могло бы перейти в ряд «безупречных» - тому есть все предпосылки и основания. Осталось совсем немного, совсем «чуть-чуть»! А то, что в музыке «тщательно, кропотлив о и развернуто соединяются структурные принципы и закономерности мугамной и ашугской традиции», - это и есть творческое credo Джаваншира Кулиева.
Давай вспомним, дорогой коллега, что ТРЕТЬЯ СИМФОНИЯ Рахили Гасановой была написана совсем еще молодым автором. И с той поры композитор придерживается четко избранных творческих ориентиров, не изменяя себе на единожды избранном пути на протяжении вот уже нескольких десятилетий. Бесстрашно сталкивая взаимно исключающие музыкально-драматургические комплексы, она добивается эффекта, когда статика изложения провоцирует нарастание очередной динамической волны, а динамическое развитие «застывает» в некоем оцепенении - может ли развитие застыть? – порождая следующую волну вновь, вновь и вновь... И так – до рокового девятого вала, обрушивающегося на слушателя с фатальной неизбежностью.
* * * Хоровой концерт – «наиболее, пожалуй, традиционный из всех. И в том, по-видимому, не столько консервативность авторов, сколько консервативные возможности самого хорового жанра», - пишешь ты. Позволю возразить! А хоровые опусы Х.В.Хенце, Э.Кшенека или К.Пендерецкого в «неискренний» период его творчества? А «Три поэмы» на слова А.Мишо В.Лютославского? А «Реквиемы» Д.Лигети и Э.Денисова? Возможности хорового пения сегодня безгранично расширены, и хору подвластно практически все то, что может позволить себе композитор в оркестровой партитуре. Инерция в использовании возможностей хора нашими авторами связана, как мне кажется, с одной стороны, с отсутствием полноценной информации и незнанием процессов, которые происходят сегодня - да и вчера-позавчера! - в области хорового пения в Европе, с отсутствием в Баку хоровых партитур современных авторов, записей, СD - это наша старая беда. С другой стороны – сверхосторожное отношение к возможностям Хоровой капеллы Азербайджана, которые если и небезграничны, то, во всяком случае, позволяют решать гораздо более сложные творческие задачи, чем те, которые были поставлены Сардаром Фараджевым, Мамедом Джафаровым, Фаиком Нагиевым и Мамедом Джафаровым. Авторов, саму природу хорового пения, кстати, чувствующих прекрасно! Пятый концерт – «Целый ворох живых классиков и мэтров»! Можно присвоить звание Заслуженного или Народного артиста, оценив сегодня - по достоинству или нет! – заслуги композитора. Можно признать неоспоримый авторитет живого Мастера. Но понятие «классик», как, кстати, и «гений» - удел ушедших. И оценки в определении значимости того или иного творца, будь он композитор, или поэт, художник, удел последующих поколений. Думаю, ты все-таки согласишься со мной в этом утверждении. Но мы отвлеклись, друг мой! Давай пожелаем нашим Старшим Коллегам, чтобы они как можно позже стали «национальными классиками» и продолжим нашу дискуссию - на очереди сочинения, исполненные в завершающем Фестиваль симфоническом концерте.
ITHAF Франгиз Али-заде. В правильности твоей высокой оценки этого opus’a сомневаюсь: сочинение-то весьма средненькое, музыка маловыразительная, со многими промахами в оркестровке. Tutti, скорее, не мастерские, а блеклые, «сплошной сонор, сменяющийся «сплошной» прозрачностью», не убеждает. А ведь такой своеобразный жанр, которым является «Посвящение», налагает на автора немалую ответственность. Вспомним хрестоматийные примеры из истории музыки: Бетховен, Третья симфония – посвящение Наполеону; П.Хиндемит, Траурная музыка для альта с оркестром - памяти короля Георга V; В.Лютославский, Траурная музыка для струнного оркестра – памяти Б.Бартока. Поистине, великим людям – великая музыка! Чего не скажешь о музыкальном материале ITHAF (!) Ф.Ализаде. А вот исполнение сочинений наших мэтров, ШЕСТОЙ СИМФОНИЯ Арифа Меликова и KONZERTSTÜCK’а Хайяма Мирзазаде, действительно, стало фестивальным событием.
О последнем сочинении, О СКРИПИЧНОМ КОНЦЕРТЕ Акшина Ализаде, лучше, чем сказал Джахангир, сказать невозможно: это из тех сочинений, которые «вели за собой и убеждали в том, что то, что поначалу кажется алогичным и непонятным, может таить в себе другой, доселе нехоженый путь к Красоте-Истине». Могу лишь выразить свое ощущение проще и по-дилетантски, что непозволительно для профессионала: мне нравится эта музыка!
* * *
Об исполнителях... Действительно, «редчайший для Баку факт, когда к исполнению, практически, нет никаких претензий». И именно поэтому мне хочется еще раз вернуться к тем лидерам, кто в течении пяти вечеров стоял за дирижерским пультом. Фахраддин Керимов, которому «по плечу открывать фестивали не только республиканского масштаба», прекрасно справился и с ритмическими сложностями «Семи минут…» Э.Мирзоева, и с прежде малознакомой для него нетрадиционной нотацией в премьерном исполнении аббасовского «Улисса», и показал умение владеть оркестром в «открытой» музыке Серенады Али Ализаде – также, кстати, WP. И если эти сочинения войдут в его постоянный репертуар, за что авторы будут признательны дирижеру, то и он, дирижер, должны быть благодарен авторам за прекрасный подарок в виде трех партитур, могущих украсить программу любого его симфонического концерта. Владимир Рунчак стоял за пультом Ансамбля солистов, а в следующий фестивальный вечер вел концерт Камерного оркестра им.Кара Караева. В Баку в настоящее время не существует подобного Ансамбля, какими свое время были БаКаРА или SoNoR, поэтому для концерта пришлось собирать инструменталистов из трех различных коллективов. Сказать, что это малоперспективное дело, значит, не сказать ничего! Собранные для одного-двух концертов «с миру по нитке» музыканты редко составляют единое целое, и объединить их может лишь высочайший профессионализм и железная воля дирижера. К счастью, наш украинский гость обладает этими качествами в избытке – сложнейшая программа была подготовлена в нелегких репетиционных условиях в кратчайший срок и была с успехом представлена слушателям, как и программа следующего концерта. Хотелось бы добавить, что из десяти сочинений в двух концертах семь было исполнено в Баку впервые, из них - три мировые премьеры. О Гюльбаджи Имановой и хоровом концерте добавить к твоим словам «в исполнительском отношении» концерт стал «для меня самым радостным событием фестиваля» нечего, как и о мастерстве Рауфе Абдуллаеве, о котором мы знаем не понаслышке.
* * * Что можно сказать в заключении? Впечатление двойственное... Но наш путь, соотнося, естественно, наши и европейские масштабы, сегодня, как мне кажется, определяет не стремление к обновлению и поиску, а инерция, успокоенность и желание жить на дивиденды с давно нажитого капитала. Почему так произошло? Почему не покидает ощущение, что некий налет провинцианализма висит над нами, закупоривает поры нашего музыкального сознания, обволакивает, проникает вовнутрь, отравляя наше естество?.. Быть может, мы несколько устали, отягощенные своими успехами – подлинными и мнимыми? И живем в плену иллюзий? Или, по словам классика, стали «ленивы и нелюбопытны»? «Стремись к невозможному и тогда достигнешь максимума», - говорили когда-то на Востоке. Повторяю, впечатления – противоречивы, уверенности в том, что за «25 лет без Кара Караева» сделано все, что было возможно – нет... И вот, что еще тревожит: в программу Фестиваля было включено лишь одно сочинение автора, не достигшего 30-ти лет – не следует ли далее вакуум?! И хотел бы задаться вопросами: Сегодня, когда изменение ситуации в лучшую сторону, возможно, хотелось бы на поставленные вопросы услышать четкий ответ: Мне вспомнилась почерпнутая когда-то информация о том, как происходит взлет самолета. При разбеге в кабине пилота на приборной доске в определенный момент загорается сигнальная лампочка. Она означает, что с этой секунды самолет при любой, даже самой катастрофической ситуации должен произвести взлет - места для торможения на взлетной дорожке уже не хватит. Грандиозный прогресс в композиторском обучении молодежи что-то пока не наблюдается, и возникает тревожное предчувствие, что сигнальная лампочка перед нами вот-вот зажжется. И тогда будет уже поздно... |
||
 |
||
|