на главную
биографиясочинениядискографиясобытияаудио видеотекстыгалерея
English
Русский
Интервью опубликовано в журнале «Shergi»
№ 2, 2003 г.


личность, время, страна


60-летний юбилей азербайджанского композитора совпал с его уходом из Бакинской Музыкальной Академии: отныне профессор Московской консерватории Фарадж Караев преподает одновременно не в Москве и в Баку, а в Москве и в Казани. Ситуация, когда страну покидают самые лучшие и талантливые ее представители, не нова. Но в данном случае она носит знаковый характер – как отражение определенных процессов, происходящих в обществе. Фарадж Караев проработал на кафедре композиции более 35 лет, исповедуя  педагогические принципы  школы Кара Караева, ее эстетические ориентиры. Представитель современного авангарда, музыкант  творчески и генетически связанный с двумя странами, сделал выбор в пользу одной из них. Попробуем определить его место в культуре другой.

Лейла Абдуллаева: Фарадж Караевич, что послужило причиной Вашего внезапного ухода из Академии?

Ф.К.: Он не был внезапным, мой уход! Еще несколько лет назад этот вопрос был мной решен – после 60-ти надо уходить. Мне тогда уже было ясно, что необходимо загодя подготовить на свое место кого-то из молодых, одаренных композиторов, который, пройдя у меня в классе стажировку и набравшись опыта, смог бы со временем заменить своего педагога. Прекрасной кандидатурой был Эльмир Мирзоев, который в свое время прошел у меня в классе курс ассистентуры-стажировки и по всем, так сказать, параметрам должен был быть оставлен на преподавательской работе в Академии. Но этого не произошло: заведующий кафедрой не был согласен с моим предложением, и я остался без ассистента. А ведь в процессе обучения молодые композиторы требуют постоянной опеки, именно постоянной, а не временной, как это происходило в последнее время, когда я приезжал в Баку на месяц-полтора в семестр. Таким образом, студенты класса в мое отсутствие оставались беспризорными, мне стоило большого труда регулировать и направлять процесс обучения и, в конце концов, я решил, что так больше продолжаться не может.

Добавьте к этому абсурдный переход с пятилетнего консерваторского образования на четырехлетний академический цикл. Сделано это было в общегосударственной погоне за модой – Академия, звучит-то как авторитетно! А на проверку выяснилось, что за четыре года обучения студенты-композиторы не успевают по-настоящему овладеть профессиональным мастерством – пятый учебный год в этой ситуации оказывается решающим! – и просто не в состоянии написать полноценное симфоническое сочинение и достойно завершить свое образование. Убежден, что наше учебное заведение должно быть восстановлено в статусе Консерватории и передано в ведение Министерства культуры. Ведь и в Москве, и в Санкт Петербурге, и в Киеве, и в Минске, и в Тбилиси и в большинстве других крупных городах бывшего Советского Союза музыкальные ВУЗы остались именно Консерваториями.

Но чиновников госаппарата, ответственных за развитие музыкального образования в нашей стране, видимо больше заботит судьба самого Министерства образования, нежели образование, как таковое!

Весьма негативным стало и то обстоятельство, что в среднем звене обучения нет педагогов, за исключением Джалала Аббасова, способных достойно подготовить талантливого ученика к поступлению на композиторский факультет. В свое время Леонид Вайнштейн, преподававший композицию в музыкальном училище, познакомил меня с Эльмиром Мирзоевым и Тураном Тахмасибом за два года до их поступления в АГК. Он подробно рассказал мне о достоинствах молодых ребят, указал на недостатки, посоветовал, на что обратить внимание, когда они будут учиться в консерватории. Сегодня Э.Мирзоев один из лидеров своего поколения, а Т.Тахмасиб, творческая судьба которого складывается не столь удачно, еще заявит о себе, я в этом уверен.

Дж.Аббасов, ведущий класс композиции в музыкальном лицее, показал мне сочинения одаренной Алии Мамедовой за год до ее поступления в Академию. Сегодня А.Мамедова – Лауреат Первого Московского Международного конкурса молодых композиторов им. П.Юргенсона. Вот Вам итоги прекрасной подготовки, полученной еще до поступления в ВУЗ!

А с нынешним материалом работать очень трудно, за редким исключением молодые люди приходят в академию «стерильные от знаний», как говорил когда-то Олег Фельзер. Нет, я не боюсь трудностей! Но ведь Вы согласитесь со мной, что плохо подготовленный студент, как никто другой, нуждается в постоянной опеке педагога, и было бы просто нечестно и подло бросать молодого человека на произвол судьбы, лишая его тем самым полноценного образования. В такой ситуации просто необходим ассистент, которому можно было бы доверить класс!

Но… Об этом смотрите выше.

Вот Вам основная причина моего ухода.

— Значит, была еще и другая или другие?

— Да, конечно. Важным обстоятельством было и то, что работать с Арифом Джангировичем стало трудно, хотя он, надо признаться, всегда закрывал глаза на мое долгое отсутствие в Баку – ведь я даже на переходных экзаменах не всегда мог присутствовать. Тем не менее, методы обучения, которых я стараюсь придерживаться, не устраивали заведующего кафедрой, о чем он мне неоднократно говорил. Наши понимания национального в музыке диаметрально противоположны, я не укладываю своих студентов в прокрустово ложе музыкального языка, основанного исключительно на интонациях народной музыки, не навязываю им определенной стилевой направленности. Мне нет необходимости призывать себе в помощь дидактику – давая своим студентам определенную творческую свободу, я верю в них, верю, что за периодом экспериментов последует обретение настоящего – талантливый композитор должен найти нечто свое, и он обязательно найдет и примеров тому множество!

В дискуссиях с заведующим кафедрой наши коллеги неизменно хранили вежливый нейтралитет, а без поддержки в спорах по таким принципиальным вопросам, ой, как нелегко, Вы, конечно, понимаете!

Вот Вам вторая причина моего ухода.

— Значит…

— …была и третья. За несколько лет до своей кончины отец написал письмо Эльмире Абасовой, которая в то время возглавляла АГК. Я прочел черновик этого письма, когда разбирал архив отца. В письме, помимо советов общего плана была высказана категорическая точка зрения по поводу того, кто именно в ближайшие десятилетия должен преподавать на кафедре композиции АГК. Так вот, из тех, кто был упомянут в письме, сегодня на кафедре преподает один лишь Хайям Мирза-заде.

Кафедра композиции, некогда элитное образование, где были сосредоточены лучшие творческие силы консерватории, постепенно утрачивает свой традиционно высокий интеллектуальный уровень, потенциал сегодняшней кафедры далеко не так высок, как прежде. Я, естественно, говорю не о старшем поколении, а о молодых, уровень образования которых, их знание истории музыки, истории культуры, литературы, их умение разбираться в сложных процессах, происходящих в современном музыкальном мире, оставляют желать много лучшего. Да что там говорить, даже знание таких предметов, как инструментовка, гармония, полифония, форма, составляющих основы композиторского ремесла, далеко не всегда соответствует тому уровню, какой необходим для преподавания на кафедре композиции.

В Москве, общаясь с талантливыми, образованными, энергичными коллегами, радуешься их творческим успехами, заражаешься их напором, узнаешь что-то новое для себя – молодые гораздо лучше нас знакомы со всем, что происходит интересного в мире. Таким образом, ты и сам невольно подтягиваешься, стараешься «держать марку и быть на уровне».

Так было раньше и в Баку, но теперь этого всего нет и в помине! «Грустно, девушки», – как говаривали классики. Вот Вам и третья причина.

Кстати, совсем недавно Дж.Аббасов рассказал мне об одном своем одаренном студенте, которого хочет показать мне с перспективой его поступления в мой класс. Скажу Вам честно, что даже ради одного талантливого мальчишки стоило бы вернуться в Академию. Но вот захотят ли меня видеть на кафедре после всего того, что было сказано, – это бо-ольшой вопрос!

Что ж, я не привык лукавить, говорить неправду, подлаживаться под общее мнение. Да, случалось, и нередко, и так, что я молчал, не вступал в спор, не всегда ревностно отстаивал свою точку зрения. Когда был жив отец, я предпочитал поступать именно так, чтобы окружающие не посчитали меня выскочкой, прикрывающимся его именем. После кончины?.. Вероятно, сработал инстинкт самосохранения, желание сохранить себя для творчества. Не знаю… В подобных ситуациях на ум почему-то всегда приходит где-то вычитанное: «Смелый готов погибнуть за правое дело, мудрый же смиренно живет ради правого дела». Я и сейчас предпочитаю не ввязываться в спор, хотя иной раз могу не сдержаться и нагрубить вышестоящему начальству, которому меня никто никогда никакими силами не сможет заставить угождать. А теперь, в моем возрасте мне и вовсе опасаться нечего, жизнь-то уже прошла!

— Вы говорили о том, что ведущему музыкальному ВУЗу страны необходимо вернуть статус Консерватории. Но ведь недавно была открыта национальная Консерватория.

— Действительно, театр абсурда какой-то! Азербайджанская Государственная Консерватория им. Уз.Гаджибекова, имеющая прочные традиции и славную историю, превращается в Академию, но, о чудо, открывается еще один музыкальный ВУЗ и нарекается он «национальной» Консерваторией! А что, наш ВУЗ «транснациональный»? Или «межнациональный»? Или, может быть, «интернациональный»?

Все – непродуманно, все сделано сгоряча и скоропалительно!

На базе выделенных из ведущего музыкального ВУЗа страны народно-исполнительского и народно-теоретического факультетов, необходимо было открыть Национальную Академию Мугама. Именно Академию! Именно Национальную!!! Национальную Академию как научно-исследовательский центр, Национальную Академию как центр исполнительской культуры мугама! Нигде на земном шаре, кроме Азербайджана, нет больше другого такого места, где о мугаме знают все. И умеют – все! И могут всему научить.

А мы получили новый ВУЗ с неопределенным статусом и непонятным названием, в котором может открыться и… «национальное» композиторское отделение – разговоры на этот счет ведутся вполне серьезно. И ведь какая интересная ситуация может сложиться, музыкальная Академия будет выпускать просто композиторов, не национальных. А национальная Консерватория, конечно же, будет выпускать композиторов истинно национальных. И станет общественность гадать, кто наш, а кто не наш. Кто национальный композитор, а кто тоже вроде бы национальный, но не вполне… Все, как это нередко у нас случается, сделано с точностью «до наоборот», все получилось шиворот навыворот.

— Тем не менее, как мне говорили, руководство нового вуза разворачивает активную деятельность и будем надеяться, что будут привлечены действительно серьезные специалисты, в конце концов, не в названии же дело. Однако давайте вернемся к концерту «Кара Караев и его школа», который стал большим событием в деле пропаганды азербайджанской культуры. Всем известно, как трудно в наше время организовать любой концерт, имея в виду в первую очередь трудности финансового порядка. Кто помог Вам в этом плане в организации концерта, принимали ли участие азербайджанские бизнесмены, живущие в Москве, в финансировании концерта?

— Еще в конце января 2002 года мне позвонили из Всероссийского Азербайджанского Конгресса (ВАК), есть такая весьма авторитетная и уважаемая организация, и попросили помочь в организации концерта, желательно симфонического, ко дню рождения КК. В первую очередь я поинтересовался, какие средства выделены для этого. Оказалось – никаких! Пришлось объяснять, что и аренда зала для концерта, и договор с симфоническим оркестром стоят немалых денег – в наше время никто ничего «за спасибо» делать не будет, и организовать подобный концерт за неделю до намеченного срока, да еще при отсутствии средств, нереально.

Но идея подобного концерта сама по себе была очень заманчивой, а участие Конгресса добавляло мероприятию некую долю солидности. Поэтому пришла мысль организовать камерный концерт «Кара Караев и его школа» на следующий 2003 год, приурочив его к 85-ти летию композитора. Руководство Конгресса не только приняло мое предложение, но, учитывая юбилейную дату, попросило меня дать развернутый план мероприятий, обещая всемерную финансовую поддержку.

Московская консерватория так же приняла горячее участие в организации концерта, Центром Современной Музыки МГК была подготовлена смета, причем консерватория брала на себя около 30% всех расходов по его организации. Звукозаписывающая фирма «Русский сезон» представила смету на запись СД двух Скрипичных концертов – Дмитрия Шостаковича и Кара Караева, выстроив его четкую концепцию: Учитель и Ученик, Россия и Азербайджан. Оба моих предложения были приняты в Конгрессе буквально «на ура» и преисполненный самых радужных надежд я ждал обещанного звонка из Конгресса, что бы нашу деятельность из сферы, так сказать, теоретической, можно было бы перевести в практическую плоскость.

Звонок последовал по прошествии… полугода. Мне сообщили, что, к сожалению, средств на запись компакт диска ВАКу найти не удалось – хочу, кстати, сказать, что сумма, действительно, нужна была немалая! Но средства для концерта «Кара Караев и его школа», скорее всего(!), будут нами получены.

Реальная опасность, что средства на концерт так не будут найдены, заставила нас искать другие организации, способные решить наши финансовые проблемы.

Вся пикантность ситуации состояла в том, что дата концерта в Рахманиновском зале была «забита» еще с весны, а сам концерт должен был проходить в рамках Международного фестиваля «Московская осень». Уже были сверстаны буклеты, концерты фестиваля широко анонсировались и отмена одного из них стала бы «ложкой дегтя» и своеобразной антирекламой деятельности Союза композиторов Москвы.

На наше счастье Председатель совета директоров ЗАО «Управляющая компания МЕНЕДЖМЕНТ-ЦЕНТР» Сергей Анатольевич Михайлов, к которому мы в панике обратились, смог буквально в течение нескольких дней решить вопрос о выделении необходимой для проведения концерта суммы. Кроме того, он написал в буклет прекрасную статью о Кара Караеве и его композиторской школе, а перед концертом вместе с ректором Московской консерватории профессором Александром Соколовым и самым старшим среди караевских учеников – Хайямом Мирза-заде выступил перед зрительской аудиторией…

Из ВАКа же в конце сентября сообщили, что средств на концерт «Кара Караев и его школа» также найти не удалось. Справедливости ради надо заметить, что сам ВАК не обладает финансовым потенциалом, но весьма активно контактирует с бизнесменами – уроженцами Азербайджана, привлекая их к финансированию многих важных и полезных мероприятий, служащих пропаганде азербайджанского искусства и культуры в России.

— Значит, азербайджанские бизнесмены не захотели профинансировать юбилейный концерт Кара Караева?

— Мне сложно делать какие-то выводы на этот счет. Хочу лишь подчеркнуть, что благотворительная деятельность – дело глубоко благородное, но добровольное! И за финансовую поддержку, оказанную при организации концерта или спектакля, вернисажа или издания книг и нот, следует быть благодарными, ни в коем случае не воспринимая это как должное и не обижаться в случае отказа.

— Может быть вы и правы, но все же остается какой-то осадок от рассказанного Вами! Но продолжим наш разговор, основная тема которого – традиции караевской школы сегодня. В этой связи подбор участников концерта вызвал у многих удивление: почему, в частности, на нем не были представлены произведения Арифа Меликова и Франгиз Ализаде? Лично я хотела бы спросить также и по поводу Айдына Азимова, которого Ваш отец, насколько мне известно, очень ценил.

— Идея проведения подобного концерта, равно как и составление программы, как мне довелось уже говорить, принадлежит Вашему покорному слуге, и отвечать за это мне же! Основной задачей при выборе авторов была необходимость представить как можно большее количество имен, достойно представляющих азербайджанскую композиторскую школу, но мало известных в Москве. Имя же Арифа Меликова хорошо известно любителям музыки, его балет «Легенда о любви», поставленный в нескольких театрах России, был недавно восстановлен и в Большом театре. К тому же лучшее, что создано Меликовым, лежит в области оркестровой музыки, и будь наш концерт именно симфоническим, одна из его симфоний непременно стояла бы в программе. Камерное же творчество композитора, на мой взгляд, не самый сильный его козырь. Вот если нам удастся организовать подобный концерт в Баку, то в нем непременно прозвучит его Третья симфония.

Что касается Ф.Ализаде… В концерте мне хотелось показать все лучшее, что было создано после кончины нашего Учителя. А для меня и для многих моих коллег абсолютно бесспорен тот факт, что в настоящее время Фирангиз-ханум пишет музыку, не достойную ее таланта. Со мной можно соглашаться, можно спорить, но для меня совершенно неприемлемым было бы включение в программу заведомо слабого сочинения только лишь из-за того, что имя его автора популярно за рубежом в музыкальных и около музыкальных кругах.

Айдын же Азимов, к великому сожалению, «не доставаем»! Во всяком случае, для меня. Но появись он на нашем горизонте с камерным сочинением, написанным после 1982 года, проблем с его включением в программу концерта не было бы.

Вообще за годы моей работы в АГК четыре студента резко выделялись своим ярким и узнаваемым талантом даже среди своих немало одаренных сверстников. Из моего поколения это Айдын Азимов и Фирангиз Ализаде, о которых мы сейчас говорим, среди молодых это Эльхан Бакиханов и Туран Тахмасиб. Их творческие судьбы сложились по-разному, но каждый из них сделал далеко не все, что мог бы сделать в силу таланта, сполна отмеренного ему Аллахом.

Франгиз Ализаде – один из самых тонких и музыкантов, с которыми мне когда-либо довелось общаться, достигла славы и популярности, но ее лучшие сочинения написаны еще в консерваторские и послеконсерваторские годы. А жаль, ее талант отнюдь не иссяк и до сих пор!

Айдын Азимов – яркая и самобытная фигура на нашем композиторском небосклоне. Он всегда писал немного, но каждый его opus был тщательно продуман и четко выстроен. Фортепианные прелюдии, написанные им в классе Учителя, до сих пор остаются удивительным образцом живой и полнокровной музыки. Долгое время он сотрудничал с режиссером Г.Атакишиевым, создав немало прекрасной музыки к спектаклям в Шеки, а позднее и в Баку.

Мог бы стать знаковой фигурой среди композиторов сегодняшнего среднего поколения… не стал, что-то помешало ему. Но что?..

Эльхан Бакиханов, имя которого сегодня мало кому известно, обладал великолепным композиторским талантом. Каждая написанная им нота была на вес золота, но, к сожалению, этих нот было написано так мало, что ему так и не удалось стать композитором. Его дипломная работа была написана тремя разными почерками, среди которых мне не удалось обнаружить авторский. Я не снимаю с себя ответственности за то, что мне не удалось совладать с тяжелым характером этого одаренного человека.

Туран Тахмасиб, талант которого ни на йоту не уступает всем тем, о ком речь шла выше, вообще никому не известен. Слишком требовательный к себе, он, не успев в положенный срок написать дипломную работу, был исключен из консерватории. Отслужил в армии. Работает не по специальности – он отец двоих детей и ему надо их кормить. Ночами пишет дипломную симфонию. Хочу надеяться, что у него все еще впереди.

— Вы упоминаете четырех студентов, но разве Ф.Ализаде и А.Азимов учились у Вас, а не у КК?

— Простите, если я не очень четко сформулировал свою мысль, я говорю о самых талантливых студентах композиторского факультета за все годы моей работы в АГК. А.Азимов учился в классе отца с первого курса, Ф.Ализаде на первом курсе была студенткой класса Дж.И.Гаджиева. Было ясно, что одаренную девочку ждет большое будущее, но не менее ясно было и то, что это произойдет только лишь в том случае, если она перейдет в класс КК. Уговорить ее мне стоило большого труда – я взял, как говорится, грех на душу, и со второго курса она уже была студенткой класса К.А.Караева.

Здесь мне хотелось бы сделать небольшое отступление и рассказать о некоторых моих соучениках и учениках, с которыми волею судеб я общался за долгие годы работы в АГК, рассказать о том, о чем упоминалось очень редко и в узком кругу. Первый год после окончания консерватории я подвизался в качестве ассистента в классе Дж.И.Гаджиева, где, отцом, видимо, была подвергнута тщательной проверке сама возможность моего преподавания в консерватории. Судя по всему, испытание я выдержал, т.к. в следующем году отец взял меня к себе в класс.

— Что это означало – взял к себе в класс?

— В принципе – ничего. В ранге ассистента, хотя и не имея официально такого статуса, я присутствовал в классе на занятиях. Так продолжалось довольно долгое время – три года, пять лет, не помню точно, сколько, – но именно с этого момента и началась моя настоящая преподавательская деятельность, которая длится уже более тридцати пяти лет. Моя же нагрузка состояла из часов по полифонии у теоретиков и инструментовке у композиторов, причем, практически все студенты класса отца проходили инструментовку у меня.

И постепенно как-то так само собой получилось, что в отсутствие профессора мне пришлось курировать его класс и по специальности. Сначала меньше, а потом все больше и больше. Уже в то время отец нередко отсутствовал в Баку в течение учебного года, но он регулярно общался со мной по телефону, просил держать его в курсе дел и нередко говорил буквально следующее: «Ты уж присмотри за ними, пока меня нет. Давай, давай работай, не ленись, ты же знаешь, как надо и что надо. А я скоро буду». И в шутку добавлял, что профессорская зарплата за время его отсутствия принадлежит мне. Его каждый приезд был для меня ответственным экзаменом, который мне, к счастью, раз за разом удавалось выдержать. Но волновался я в первые годы страшно!

С кем-то из студентов мы общались больше, с кем-то меньше, часто случалось и так, что над одной из частей сочинения со студентом полностью работал отец, а затем инициатива переходила ко мне. Помню абсолютно точно, как шла работа над Фортепианной сонатой Ф.Али-заде, сочинением, которое до сих пор остается одним из лучших в ее творческом портфеле. Работа над первой частью полностью шла под контролем отца, вторая часть также была почти завершена, когда мне пришлось сменить Учителя. Мы с автором кое-что переделали, кое-что доделали, в общем, довели часть до блеска. А уже третью часть мы показали отцу, когда он вернулся в Баку, в его отсутствие она была завершена полностью. И, если память мне не изменяет, исправлений в нашей работе было сделано очень немного. С Фирангиз мы занимались и в аспирантуре, как и с И.Гаджибековым, Р.Гасановой, Э.Дадашевой, Э.Мамедовым – почти все время их обучения.

Последний студент класса КК Джалал Аббасов консерваторию закончил по классу профессора, а в аспирантуре его учеба шла под руководством… доцента.

Не все, конечно, жаловали меня как педагога, самые старшие, мои ровесники ходили реже или вовсе не ходили. Никогда не приходил Айдын Азимов – он был слишком самобытен и не менее терпелив, чтобы не дождаться Учителя. Никогда не приходил Ариф Мирзоев, но уже совершенно по другим причинам – полнейший дилетантизм, дурость и гипертрофированное самомнение, его постоянные спутники и по сей день. Но очень часто бывала Афаг Джафарова, с которой мы учились вместе в одном классе еще в школе, и которой мне, в силу своих скромных возможностей и микроскопического тогда преподавательского опыта, очень хотелось помочь.

Я, естественно, не могу назвать их всех своими учениками, таких самобытных композиторов, как Исмаил Гаджибеков или Рахиля Гасанова, Фирангиз Али-заде или Джалал Аббасов, творческий облик которых сформировался, конечно же, под влиянием воли и обаяния Учителя. Но то, что мне удалось быть им полезным в годы учебы в классе К.А.Караева и позднее в аспирантуре, быть неким связующим звеном между Учителем и ими – это бесспорно. И сегодня я с уверенностью и гордостью могу говорить о том, что в успешном окончании консерватории всеми студентами класса профессора К.А.Караева начиная с конца 60-х годов, есть доля и моего труда.

Раньше об этом мне никогда не хотелось ни говорить, ни напоминать, и ситуацию эту я расшифровываю впервые… Но что было, то было – из песни слова не выкинешь.

— Итак, те композиторы, о ком Вы сейчас рассказали, обучались в классе КК, но одновременно они как бы и Ваши, Вы пестовали их в отсутствие отца, вели, направляли.

— Именно так и обстояло дело. Ну, а мой класс сформировался гораздо позже. С удовольствием назову несколько имен, которыми могу гордиться. Это Заур Фахрадов и Али Ализаде, Эльмир Мирзоев и Алия Мамедова – композиторы ищущие, активно или, скажем так, более или менее активно работающие. Их музыка имеет резонанс, она звучит и у нас в стране, и – гораздо чаще – за рубежом. И если бы не нелегкие условия жизни, мешающие им регулярно и с полной самоотдачей заниматься творчеством, их успехи были бы куда как заметнее.

Не могу не назвать также имена Фарханга Гусейнова и Роланда Фрайзитцера. Оба они пришли ко мне в класс полностью сформировавшимися музыкантами, оба проучились лишь по году. Ф.Гусейнов до перехода в Московскую консерваторию, будучи студентом АГК по классу скрипки, факультативно и, скаламбурим, результативно посещал класс КК. После переезда в Москву был студентом класса А.И.Хачатуряна в аналогичном статусе. А уже после окончания МГК и аспирантуры в качестве скрипача, вернувшись в Баку, закончил АКГ у меня. Р.Фрейзитцер некоторое время брал частные уроки у А.Шнитке, затем поступил в МГК в класс Э.В.Денисова – он был его первым студентом по композиции, и после безвременной кончины своего педагога решил завершить свое композиторское у меня в классе в АГК.

Смею уверить Вас, что тактичное и ненавязчивое участие в написание ими дипломных работ, принесло мне большое творческое удовлетворение и, хочу надеяться, и им тоже. Оба они давно уже вышли на высокую композиторскую орбиту, чему я искренне рад, и я постоянно слежу, насколько это мне удается, за их творческими успехами.

— Выпускники класса Вашего отца, сегодня составляют фундамент нашей композиторской школы. Обучаясь в классе педагога, долгие десятилетия определяющего лицо национальной музыкальной культуры и являющегося бесспорным лидером азербайджанской музыки, трудно было избежать его влияния. Что Вы можете сказать об этом на примере творчества его бывших учеников А.Меликова, Х.Мирза-заде и Вашего.

— Наибольшее влияние испытал, конечно, на себе А.Меликов в период написания «Легенды о любви». И симфоническая ткань яркой и зримой музыки балета, и оркестровка, и драматургия отдельных номеров корреспондирует с написанной за несколько лет до этого музыкой «Семи красавиц». Но этот период закончился достаточно быстро, и музыка симфоний А.Меликова полностью освободилась от влияния Учителя, она вполне своеобразна и индивидуализирована.

— Действительно, симфоническое творчество Арифа Джангировича хорошо известно не только в Азербайджане, но и за его пределами. Как рассказывал сам композитор, для исполнения одной из его симфоний в Турции был даже специально построен великолепный концертный зал.

— Трудно комментировать подобное, но ситуация представляется несколько иной. Скорее, премьера специально заказанной симфонии была приурочена к открытию нового концертного зала – это очень почетный, но отнюдь не единичный в музыкальной практике претендент. Но, повторяю, я не могу утверждать этого с полной уверенностью.

Кстати, когда в печати была организована разнузданная травля композитора, я написал письмо редактору газеты, которая особенно злобствовала – иного слова я не нахожу, с осуждением происходящего. И хотя меня отнюдь нельзя причислить к поклонникам творчества А.Меликова, как не поклонник я, скажем, кинематографа клана Ибрагимбековых, живописи Никоса Сафронова или прозы Валентина Пикуля, я считал своим долгом вступиться за честь и достоинство своего старшего коллеги.

Дипломную Симфонию Х.Мирза-заде я помню не очень хорошо, вполне вероятно, что и она несла на себе некоторые черты узнаваемости. Но уже «Очерки-63» вызвали скандал при прослушивании этого сочинения в Союзе композиторов, настолько была не похожа ни на что привычное эта музыка. Автора буквально заклевали, ему в вину ставились и некоторые длиноты, и нетрадиционный состав оркестра – струнные, труба и рояль, – и музыкальный язык, весьма далекий от привычно-усредненного, который, порой, даже и сегодня можно различить в разноголосом нашем композиторском хоре. Я не помню, был ли КК на этом прослушивании, но Х.Мирза-заде с честью и достоинством вышел из сложной ситуации, отбившись и от угроз старших и от завистливых выпадов сверстников. Зримого влияние музыки Учителя в его творчестве не ощущалось и в дальнейшем, но то, что он был, есть и будет караевским «композиторским сыном» – бесспорно.

Возвращаясь в далекие 50-е годы, я вспоминаю разговор, который состоялся между моими родителями после Пленума молодых композиторов СК Азербайджана, на котором были исполнены сочинения и А.Меликова, и Х Мирзазаде, и М.Мирзоева, и В.Адигезалова и многих других. Так вот отец утверждал, что лучшее сочинение, которое было исполнена на Пленуме – это симфония Васифа Адигезалова.

А о себе мне трудно говорить в том ракурсе, который Вас интересует. О себе вообще говорить не стоит, ведь сказать: «Я – композитор», все равно, что утверждать: «Я – красавчик». Так вот, упреки в схожести моей музыки с музыкой отца могут быть, скорее всего, направлены лишь в адрес моей Первой фортепианной сонаты, первая часть которой написана под явным влиянием первой части его Третьей симфонии. Та же ясность и строгость формы, та же краткость в изложении материала, те же принципы использования додекафонной системы А.Шенберга. Уже вторая часть… нет, мне трудно говорить об этом…

Ясно лишь то, что я вырос рядом с отцом, всю свою сознательную жизнь наблюдал, как он работал, формировался под его влиянием, стал тем, кто я есть сегодня, только лишь благодаря общению с ним. Это гораздо важнее, нежели искать зримые нити, связывающие сочинения Учителя и ученика.

— Вы совершенно недвусмысленно и четко указали на вторичность музыки «Легенды о любви» по сравнению с музыкой «Семи красавиц». Но балет А.Меликова обошел сцены театров буквально всего мира, судьба же балета Кара Караева, написанного раньше, сложилась несравненно менее удачно. В чем же тут дело?

— Вы удивительно точно использовали слово «судьба». Действительно, свою судьбу имеют и этносы, вспомним гордых и воинственных древних тюрок, реликт которого – сегодняшние чукчи, и поколения – «потерянное поколение» Гертруды Стайн, морские суда – летучий голландец и «Летучий голландец» Р.Вагнера, политики – уход в небытие Р.Никсона, вчера и буквально сегодня – Э.Шеварнадзе, композиторы – Ф.Шуберт прожил тридцать один год, талантливейший А.Зейналлы и того меньше.

Так вот, судьбу имеют и музыкальные произведения, и складывается она отнюдь не по воле автора, а по стечению обстоятельств, предопределенных свыше. Попробую объяснить свою точку зрения на конкретном примере.

На мой вопрос, кто автор балета «Лебединое озеро», Вы с недоумением ответите: «П.И.Чайковский, кто же еще», – и именно так же ответит и большинство любителей музыки. Но на этот же вопрос и профессиональный балетмейстер, и дилетант-балетоман, и любой сотрудник журнала «Балет» ответит – не удивляйтесь! – совершенно иначе: «Авторы балета «Лебединого озера» Мариус Петипа и Л.Иванов. Для «балетных» это такой же естественный ответ, как для нас – П.И.Чайковский. Правильный же ответ следующий – авторы балета «Лебединое озеро» на музыку П.И.Чайковского балетмейстеры М.Петипа и Л.Иванов. У балетного спектакля двое родителей – композитор и балетмейстер-постановщик и от того, насколько окажется удачным их брак, и зависит судьба новорожденного. Традиция подобного разделения, подобной дискриминации сохранилась и по сей день, мы, профессионалы и любители музыки говорим «о балете А.Меликова «Легенда о любви», «балетные» же никогда не упомянут имени композитора, они скажут: «Легенда о любви» Ю.Григоровича».

Самый яркий пример тому, о чем я рассказываю, балетный спектакль «Спартак» на музыку А.Хачатуряна. Судьбе «Спартака» А.Хачатуряна – Л.Якобсона и «Спартака» А.Хачатуряна – И.Моисеева не позавидуешь, они сошли со сцены очень быстро. «Спартак» же А.Хачатуряна – Ю.Григоровича и «Легенда о любви» А.Меликова – Ю.Григоровича идут в Большом театре с аншлагами и по сей день. Вот и делайте выводы!

Один из родителей «Семи красавиц» К.Караева – П.Гусева и «Тропою грома» К Караева – К.Сергеева, а именно, балетмейстер-постановщик, не смог реализовать весь потенциал, что был заложен в музыке КК, и именно это обстоятельство и повлияло на формирование не столь удачной судьбы балетных спектаклей. Прекрасные же постановки этих балетов творческим содружеством К.Караев – Р.Ахундова-М.Мамедов увидели свет слишком поздно – через двадцать-двадцать пять лет после премьеры, когда ниша балетного спектакля с романтической и возвышенной музыкой была уже занята гениальным Ю.Григоровичем.

— Фарадж Караевич, раз уж у нас происходит такой откровенный разговор, где вещи называются своими именами, ответьте, пожалуйста, на такой вопрос: А есть ли у Вас рецепт, с которым Вы, заняв, скажем, некий руководящий пост, начали бы проводить свою политику? Ведь в ином случае Ваши слова можно расценивать лишь как критиканство, но отнюдь не как конструктивную и доброжелательную критику.

— Мне никогда не приходилось занимать никаких постов и, к счастью, не придется – я не умею ни управлять людьми, ни руководить ими. Назначьте меня в сентябре директором самой благополучной средней музыкальной школы, и к концу учебного года она будет полностью развалена. Руководить – это большое искусство, овладеть которым мне не дано.

— И все же…

— …став Большим Музыкальным Начальником, я сразу бы улетел в Турцию…

— ???

— …где сегодня находится большинство наших ведущих музыкантов. Во встречах с коллегами я попытался бы выяснить, что в первую очередь надо сделать для того, чтобы ускорить их возвращение на Родину. Мне кажется, что большинство материальных и бытовых проблем, которые вынудили их жить за рубежом, сегодня могли бы быть разрешены. За примерами далеко ходить не надо.

После ряда консультаций с членами Кабинета министров, Президент России В.В.Путин дал указание финансистам изыскать возможность для выделения Правительственного гранта Московской и Санкт-Петербургской консерваториям, и трем ведущим российским оркестрам, что и было сделано в январе текущего года. Заработная плата профессуры сразу же выросла в несколько раз, и подобное, я уверен, вполне возможно и у нас. Но этот вопрос надо поднять перед Президентом. Президента необходимо информировать, дать свои предложения, рекомендации по этому вопросу – глава государства имеет массу геополитических, политических, экономических и других проблем и просто физически не может заниматься всем одновременно! Мне трудно сказать, кто конкретно должен этим заняться, Министр ли культуры Азербайджана, руководство ли гуманитарного отдела Аппарата Президента страны, не знаю…. Но есть же ответственные госчиновники, которые обязаны войти с таким предложением, если им, хотя бы по долгу службы, небезразлична судьба музыкальной культуры страны!

Или все же безразлична?..

— Но, наверное, есть еще моменты, кроме отъезда наших ведущих музыкантов за рубеж, которые отрицательно сказывается на развитии музыкальной культуры нашего общества?

— В первую очередь нас губит отсутствие информации и как следствие, наш провинционализм. Нас губит наша самодостаточность, наша разобщенность. Нас губит зависть, наконец!

В прошлом году ко мне обратились из Лондона с предложением помочь в организации полуторамесячных гастролей Азербайджанского симфонического оркестра по Великобритании. Условия были вполне приемлемыми, надо было лишь выслать организаторам турне несколько СД оркестра с записями последних лет, а также адрес Интернет-странички оркестра и дирижера. Я попросил Рауфа Абдуллаева выслать материалы в Англию, но оказалось, что за последние несколько лет оркестр не записал ни одного СД, а в Интернете нет ни странички Азербайджанского Государственного академического симфонического оркестра им.Уз.Гаджибекова, ни его шефа – Главного дирижера и Художественного руководителя, Народного артист Азербайджана, Лауреата Государственной премии!

Все! Гастроли закончились, так и не начавшись! Лондон не захотел вкладывать деньги в организацию гастролей малоизвестного в Европе коллектива, не имеющего к тому же ни рекламы в масс-медиа, ни своих СД.

— Да, мы забываем о том, что живем уже в ХХI веке, и информация в Интернете сегодня не экзотика, а такой же естественный и необходимый атрибут рекламы, как и афиша, вывешенная перед Филармонией.

— Вина за косвенный срыв гастролей оркестра по Великобритании лежит на чиновниках Министерства культуры и на дирекции АзГосФилармонии. Именно их вина в том, что ведущий коллектив страны и его Главный дирижер лишены своего ресурса в интернете, именно они ответственны за то, что в этой области мы и по сей день остаемся на уровне какой-нибудь Миксолидии!

А вот еще пример, лежащий в несколько иной плоскости.

Молодая актриса, только что вернувшаяся с Международного кинофестиваля, который проходил в одной из стран СНГ, радостная и возбужденная успехом и полученными призами дает интервью. На вопрос, «Что Вам дало общение с Вашим отцом – режиссером по профессии», она отвечает, что всю свою сознательную жизнь училась у отца и получением столь высокой награды обязана именно ему. Прекрасные слова, прекрасная мысль! Но дальше следует буквально следующее: «Даже сыновья И.С.Баха далеко уступали отцу в таланте и мастерстве, а вот у нас в семье, к счастью, такого не произошло». За точность слов не ручаюсь, но смысл был именно таков. Каково, а?! И трудно даже понять, чего здесь больше – дремучего невежества или детской непосредственности. И это печатает одна из самых популярных в Баку газет, которую читает и молодежь, и интеллигенция, и рядовой обыватель.

Вообще материалы на русском языке, которые публикует наша пресса, в основной своей массе ужасающи! Я не говорю сейчас о смаковании пошлых подробностей из жизни наших поп-артистов и поп-«композиторов», это вообще безнравственно и не поддается никакой критике. Но даже и самые серьезные публикации, такие, как скажем, интереснейшие воспоминания патриарха нашей журналистики Азада Шарифа, никак нельзя было выпускать в печать в таком неряшливом виде.

Да, многие мои ровесники плохо владеют родным азербайджанским языком – это наша беда, а не наша вина. Да, я не возьмусь прочесть доклад на азербайджанском языке, не напишу научную статью или реферат. Но я отвечаю за каждое свое слово, на каком бы языке мне не пришлось бы его публиковать. Наверное, и Главный редактор газеты, должен бы быть ответственным за качество публикации материалов в издании, которое он возглавляет. Или я не прав?

Наша пресса, рядясь в тогу демократии, избирательна и ангажирована. Мне не очень хотелось бы возвращаться к истории, когда по вине газетных публикаций, инспирированных Министром культуры и построенных на лжи и подтасовке фактов, был сорван показ балетных спектаклей «Семь красавиц» и «Бабек» в Скандинавии. Полемика в прессе и на ТВ не смогла восстановить status quo, на мои спокойные и обоснованные доводы, опровергающие обвинения в предательстве национальных интересов, вновь и вновь следовали оскорбления в адрес балетмейстеров и в мой. В конечном итоге, мне пришлось отослать в редакции нескольких газет открытое письмо, разоблачающее писаку «журналиста», обратив внимание на то, что первая информация, давшая толчок развитию всей этой некрасивой истории, была заведомо ложной.

Но… ни одна газета, сославшись на журналистскую этику(?), не сочла возможным опубликовать это письмо, ни одна!

— Да, сегодня, к сожалению, у нас нет «хозяина музыки», который смог бы выступить третейским судьей в подобной ситуации, т.е. человека, способного, с одной стороны, служить нравственным ориентиром  для нынешнего поколения музыкантов, а с другой стороны, лоббировать, как это принято теперь говорить, интересы нашей музыки перед власть держащими.

— Вы говорите «к сожалению», но здесь я вынужден не согласиться с Вами, – утверждение это достаточно спорное. Дело не в отсутствии «хозяина». Искусственное создание одиозной фигуры, нередко обладающей лишь раздутым авторитетом, было характерной чертой минувшей эпохи. Советская власть нуждалась в подобных личностях, видя в них опору своему режиму, и во все времена обласканные и приближенные к ней «Главный Музыкант» или «Главный Писатель», «Главный Художник» или «Главный Критик» были достаточно ручными, и управлять ими не составляло большого труда.

Нет, наше счастье в том, что нишу «Главных Музыкантов» занимал Узеир бек, а после его кончины – КК, люди удивительно своевременные, честные и талантливые, не противопоставляющие себя собратьям по перу и преданные искусству. И хотя их положение далеко не всех и всегда устраивало, Молла Насреддин говаривал в таких случаях: «Людям рта не заткнешь», – они пользовались непререкаемым авторитетом и по достоинству были Первыми среди равных.

В 1967 году Третья симфония Кара Караева была выдвинута на Ленинскую премию, но премия была присуждена композитору… за балет «Тропою грома» – без объяснения причин, без каких-либо формулировок. Подобное могло означать лишь одно – это был сигнал строптивому автору: «Больше никаких экспериментов, никакой додекафонии, как писал, так и пиши! И тогда будут тебе и премии, и очередные регалии…» В противном же случае за пряником мог последовать и кнут. Но в том же году был написан Скрипичный концерт, продолжающий линию Третьей симфонии, – Кара Караев не был бы Кара Караевым, если бы не поступил в этой ситуации именно так, как считал единственно возможным.

Кстати, именно с той поры и возникло некое глухое недовольство, некое противостояние между композитором и властями, которое осталось навсегда.

После кончины КК ситуация сменилась в одночасье, власть стала опираться – было на кого! – на личностей по-музыкантски незаурядных, но не обладающих гаджибековско-караевским неиссякаемым потенциалом порядочности и запасом прочности.

Практика искусственного создания – а я глубоко убежден в истинности сказанного! – фигур «Главного Композитора», «Главного Тариста» или «Главного Вокалиста», продолжающаяся и по сей день – опасна и порочна. Принцип «разделяй и властвуй», становой хребет взаимоотношений Партии и Правительства с творческой интеллигенцией в Советском Союзе, не должен стать основным modus vivendi нового времени, времени нарождающейся демократии и толерантных отношений между азербайджанским народом и его Правительством. Фигура лидера может возникнуть в силу исторических закономерностей, когда есть условия для ее появления, и есть Личность, обладающая огромным профессиональным талантом и человеческим благородством.

А основное предназначение композитора – писать музыку, и композитор должен это делать всегда! И не грех напомнить, что высокие посты Министра культуры, Председателя Союза композиторов или заведующего кафедрой композиции ВУЗа отнюдь не означают автоматического возведения их обладателей в ранг Лучшего Композитора страны. Ведь не делает же хозяина квартиры музыкантом стоящий в комнате рояль, как не делает сельского бухгалтера программистом обладание компьютером. Занимающие высокие посты остаются Главными Администраторами в своей области и призваны, в первую очередь, служить делу культуры и музыки, а не выпячиванию собственного «я» и преувеличению своих существующих – или нет! – заслуг.

— Знаете, я часто думаю, что причина наших нынешних бед не в отсутствии таланта у наших музыкантов, а в отсутствии у них той внутренней культуры, того аристократизма духа, которые отличали Узеир-бека и Вашего отца. Убеждена, что эти качества сыграли не последнюю роль в том, что эти два национальных гения, каждый по-своему, определили развитие музыкальной культуры Азербайджана на многие десятилетия вперед.

— Давайте исключим из лексикона нашей беседы слова «гениальные», «гениальный» в подобном контексте! Не будем «квасными» патриотами, нам – профессионалам давно пора дать не эмоциональную, а по-настоящему объективную оценку того, что совершено столпами нашей музыкальной культуры – Узеиром Гаджибековым, автором первой национальной оперы, определившим пути развития азербайджанской музыки на десятилетия вперед, и Кара Караевым – главой азербайджанской композиторской школы, выведшим нашу музыку на мировую арену. И откровенно признаем, что все огромные завоевания и достижения, которыми мы сегодня гордимся, все то, чем мы обязаны этим гигантским личностям, при всей масштабности и значимости свершенного ими, сделано в рамках одной страны – Азербайджана. Не будем забывать, что гений – это явление планетарного масштаба, и как бы мы ни преклонялись перед памятью великих сынов Азербайджана, признаем, что на нашей земле еще не был рожден композитор, которого вся планета, все мировое музыкальное сообщество признало бы гением.

Но это – впереди и это – неизбежно! И мы, сегодняшнее поколение азербайджанских композиторов, уже своим существованием подготавливаем появление Творца мирового масштаба, без нас его появление было бы невозможным, мы – та почва, тот перегной, на котором и должно взрасти Творчество национального гения.

— Наша беседа закончилась вполне оптимистически, но весь тон вашего предыдущего высказывания, пессимистичен, если не сказать, мрачен.

— Мы должны вслух говорить и – даже кричать – о наших недостатках, о том, что мешает нам расти, нормально развиваться, жить! В своих «Беседах с Сократом» Платон писал: «Мне не нужен друг, согласно кивающий всему тому, что бы я не совершил; гораздо лучше это может сделать моя тень».

Давайте не будем забывать эти мудрые слова, сказанные много веков назад.





    написать Ф.Караеву       написать вебмастеру