Премьера – Камерный оркестр Оперной студии Азербайджанской Государственной Консерватории им. Уз.Гаджибекова, дирижер Рауф Абдуллаев.
Большой зал АзГосКонсерватории, Баку. 19 марта 1984 г.
Конец безвременья композиторов?
Фестиваль «Другое пространство» вселил оптимизм по поводу будущего великой профессии
Пять дней, которые взорвали музыкальное сознание… Думаю, так могли бы сказать многие из тысяч слушателей, пришедших со 2 по 6 ноября в зал имени Чайковского на фестиваль современной музыки «Другое пространство».
(…)
Чудесным, хотя очень печальным интермеццо этого вечера стала серенада «1791» замечательного азербайджанско-российского композитора Фараджа Караева, по-своему воспринявшего идеи Берио. Всякому, кто хоть сколько-нибудь интересуется музыкальной историей, не надо объяснять смысл цифры в названии: это год кончины Моцарта, дата, ставшей вечной зарубкой на сердце каждого, кому дорога музыка. Мне повезло лет 25 назад слышать первую, камерную версию этой партитуры. В новой, оркестровой редакции мотив моцартовской «Лакримозы», из которого вырастает ткань сочинения, вплетен в нее еще более тонко, его контуры призрачно размыты, как это бывает с персонажами авангардных мультфильмов, и то проступают почти натуралистично, то совершенно растворяются в фонах, которые, однако же, сами насыщены «моцартовским» настроением и венской туманной меланхолией.
Азербайджанский оркестр сыграл в Москве музыку, которую здесь еще не слышали
(…)
Настоящим открытием вечера стала «1791» Фараджа Караева — оркестровая версия серенады «Я простился с Моцартом на Карловом мосту в Праге». Она тоже основана на долгой цитате из «Лакримозы» Моцарта, которая словно бы распадается, истлевает на глазах, преврашаясь в едва слышный шорох смычков, напоминающий похоронное движение крыльев невидимой птицы. Для многих «1791» стала главной неожиданностью вечера: редко исполняемое сочинение известно куда меньше классических вещей Берио и Штокхаузена, но в программе заняло свое полноправное и заслуженное место.
Серенада «1791» – вариант ранней Серенады Я простился с Моцартом на Карловом мосту в Праге для большого симфонического оркестра. Этим, видимо, предопределено и использование в крайних частях – Прелюдии и Постлюдии моцартовской Lacrimosa, и трагического Хорала в середине, и воспроизведение в структуре «1791» классической четырёхчастной модели. Связь с музыкальной историей, традицией классицизма – одна из существенных составляющих сочинения ФК. И для композитора важно показать не только многоярусность музыкальной истории, но выявить ней то, что ему наиболее близко и дорого. Коротко основную мысль, идею, концепцию «1791» можно сформулировать таким образом: музыкальная история является суммой неизменных единиц, каждая из которых, взятая отдельно, содержит всё необходимое для индивидуальной композиторской судьбы.
Другая составляющая Серенады – осмысление прошлого и современного как единого музыкального целого. И в этом контексте для ФК нет в музыке ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, а есть постоянные движения и общения разнообразных музыкальных материалов.
Части сочинения посвящены автором коллегам, так или иначе принимавшим участие в премьерном исполнении – дирижёру Р. Абдуллаеву, композитору О. Фельзеру, пианисту А. Абдуллаеву.
В заголовок своей серенады 1791 Ф.Караев выносит год смерти Моцарта. Символом утерянного прекрасного образа (а может быть, младенчества Музыки?) становится Lacrimosa из великого Реквиема. Как альфа и омега замысла, мелодия ее обрамляет сочинение, выступая и точкой отсчета, и результатом развития. Скорбная музыка начальных тактов определяет всю атмосферу бытия четырехчастного цикла. Мучительное желание угадать, уловить в хаосе звуков, обступающих со всех сторон, утраченную пленительную гармонию, собрать ее из тысячи осколков – по такому руслу движется наше восприятие хрупкой, сплетенной из тончайших конструкций композиции. К ней как нельзя больше подходят слова, сказанные о музыке Веберна Пьером Булезом, – ‘лирическая геометрия’1.
Личность, осознающая мир в себе и себя через мир, погружающаяся в глубины воспоминаний (первая часть), возносящаяся в инфернальном скерцо (вторая), цепенеющая от внезапных озарений гармонии (третья), постепенно рассыпающаяся, ‘уходящая сквозь пальцы’, как все, что когда-то было... как время, как дым... и обретающая смысл бесконечно дорогой истины – Lacrimosa (финал).
В этой партитуре категории времени и пространства осознаются как в высшей степени реальные компоненты музыкального развития. Время идущее вспять в ленте воспоминаний; время вздыбленное, сгорающее от внутреннего напряжения; время остановившееся; время кружащееся в лучезарных созвучиях вопросов-ответов, бесконечно варьируемых в ‘хрустальных’ тембрах; время безвозвратно ушедшее... Насыщенность единицы многоликого времени нарастает к концу второй части, а затем разряжается к финалу. Произведение раскручивается по таким потаенным законам психологии восприятия, что, ‘включившись’ в сопереживание этой музыки, мы движемся согласно авторскому замыслу: от необозримого пространства, захватывающего отдаленные закоулки сознания, – к сжимающемуся до единого мига пространства откровений; от бесплодных плато выжженных надежд и мечтаний – к тихому пристанищу прощаний...
Казалось бы, в серенаде нет резких контрастов, нет ни одной цезуры, но поразительным образом есть жизнь духа в ее многообразии и глубине. Как бы далеко ни ‘убегала’ творческая мысль в своих бесчисленных притоках, она рано или поздно вливается в общий поток движения. Развертывание единой идеи, связность и перетекаемость всех звеньев развития дают ощущение полнокровной, интенсивно пульсирующей жизни каждой клетки музыкальной ткани. И это особенно важно, поскольку замысел симфонии мог ‘спровоцировать’ как излишне рафинированный, так и ‘засушенный’ стиль. И мне кажется, спровоцировал бы, если б не ‘зов крови’, если б не впитанные многовековые мугамные традиции вчувствования, вживания в единую, заветную идею, умение за внешне спокойной оболочкой пестовать живую, горячую, ищущую мысль.
Итак, в образно, интонационно, структурно далекой от мугама музыке вдруг совершенно явственно проступает мугамное мышление. Проступает ‘на перекрестке’ глубинных пластов музыкального мышления Востока и Запада – как необходимое ‘качество развития’, которое определяет состоятельность и художественную полноценность любой масштабной формы.
В серенаде 1791 Ф.Караева колебание ‘эстетического’ маятника достигает огромной амплитуды. И это произведение, да и все творчество композитора, необходимо музыкальной культуре республики как противоядие дилетантизму, самодовольному чванству, вкусовщине. Как противоядие миру бездуховности...
(…)
1. Вообще эстетика звука, трактуемого Ф.Караевым не только как строительный материал, но и как самоценность, вызывает ассоциации с творчеством Веберна, особенно в Сонате для двух исполнителей.»
Франгиз Али-заде
«Советская Музыка» №7 1987 год
Serenade für kleines Orchester ‘179l’ entstand im Jahre 1983 und basiert auf der ein Jahr zuvor geschriebenen Serenade für großes Orchester ‘Ich verabschiedete mich von Mozart auf der Karlsbrücke in Prag’, einem Auftragswerk des Sinfonieorchesters des Tschechoslowakischen Rundfunks und Fernsehens Prag. Dieses Werkstellt in seiner Art ein ‘musikalisches Opfer’, gleichsam eine Ehrerbietung für den Wiener Meister dar, der in seinen letzten Lebensjahren enge kunstlerische und personliche Bindungen zur bohmischen Metropole besaß. DerWerktitel ‘179l’ – Bezugnehmend auf das Todesjahr des österreichischen Klassikers – legt den ernsten Grundgestus der musikali schen Aussage fest. Karajew entnimmt aus dem ‘Lacrimosa’ des Mozartschen Requiems die Anfangstakte (nach cis-moll transponiert) als thematisches Material, das gewissermaßen zum musikalischen Symbol für Mozarts Schicksal wird. Dieses freie Zitat wird zur motivischen Grundlage des 4teiligen Zyklus, wobei der tragische Charakter des Opus im 3. Satz seine starkste Ausprägung erfahrt. Die 4 Teile der Serenade sind den Musikern zugeeignet, die am Entstehungsprozess und an der Bakuer Premiere am 19. 3. 1987 beteiligt waren: die Sätze l und 4 dem Dirigenten Rauf Ab dullajew, der 2. Satz dem Pianisten Akif Abdullajew und der 3. Satz dem Komponisten Oleg Felser.
Konzert des Meininger Orchesters
DDR-Erstaufführung des sowjetischen Komponisten Faradsh Karajev in Meiningen
In Anwesenheit des Komponisten Faradsh Karajev – Sonn des beruhmten sowjetischen Komponisten
Kara Karajev – wurde seine Serenade „179l“ für die DDR erstaufgeführt. Ein Werk, das dem Andenken
Mozarts in seinen letzten Lebensjahren in Prag gewidmet Ist (1791 ist das Todesjahr Mozarts). In vier
zusammenhangenden Sätzen erzeugt der Komponist mit progressiver Tonsprache, mit Klangflächen.
Farbstufen und Tonballungen eine Emotion, die das Publikum bis zuletzt in einen Bann zu zwingenschien. Das „Lacrimosa“ aus Mozarts Requiem wurde zum Leitmotiv des Komponisten, so da? das Werk beim Hören nicht in Einzelteile zerfiel.
ERSTAUFFÜHRUNG VON FARADSH KARAJEW
Interessante Novitat des Abends aber war eine Serenade des 1943 geborenen Aserbaidshaners Faradsh Karajew mit dem Titel „179l“. Nach der noch gemeinsam mit Kara Karajew (1918-1982) komponierten Musik zu Konrad Wolfs Film ‘Goyа’, nach dem Ballett „Schatten Kobystans“ und anderen, zuerst noch folkloristisch inspirierten Werken der fruhen siebziger Jahre hat Faradsh Karajew inzwischen eine sehr subtile Ausdrucksweise gefunden, die leise, verhaltene Klanggebung, zartes Instrumentalkolorit und nuancenreiche Zwischentöne, realisiert in diffizilen Strukturen, bevorzugt.
Seine Serenade fur kleines Orchester, deren Überschrift „179l“ unverkennbar auf das Todesjahr Mozarts verweist, bezieht denn auch aufsehr dezente Weise Material des „Lacrimosa“ aus Mozarts „Requiem“ ein, das gleichsani durch das Werk geistert und moglicherweise Gedanken uber Abschied, Unwiederholbarkeit von Gewesenem und die Zerbrechlichkeit menschlicher Existenz überhaupt assoziieren will. Das filigranartige Gewebe der Partitur zeigt die sichere Hand eines Komponisten, der dramaturgisch zielstrebig zu gestalten und farbig zu instrumentieren versteht. Die Musik
rührt an, ohne ruhrselig zu sein. Man möchte mehr aus der Feder dieses Aserbaidshaners hören.
Hannelore Gerlach „Musik und Gesellschaft“ №2 1988
I. Präludio Рауфу Абдуллаеву
